В сети появились воспоминания знаменитого российского и американского скульптора Эрнста Неизвестного, который 10 августа скончался в Нью-Йорке в возрасте 91 года.
Об этом сообщает ONLINE.UA со ссылкой на Радио Свобода.
В 1962 году на выставке авангардистов тогдашний советский генсек Никита Хрущев дал уничижительное определение работам Неизвестного, назвав его искусство "дегенеративным".
"В 62-м году меня выгнали (из Союза художников) после столкновения с Хрущевым. Это отразилось на моей судьбе следующим образом. 10 лет я не имел возможности работать как скульптор. Я не имел заказов, я не имел материалов. Я работал кем угодно. Я работал рабочим на заводе, литейщиком, каменщиком. Не под своим именем я помогал некоторым официальным художникам делать их официальные вещи. Я зарабатывал самыми разными способами. Я подвергался всем формам травли. Я был обвиняем во всех грехах. Навряд ли есть какой-то пункт, в котором меня не обвиняли. Второй раз, последний, я был выгнан из Союза (художников) в день подачи заявления с просьбой выехать из Советского Союза. В течение года с лишним я был лишен мастерской и снова начал обвиняться во всех тех грехах, в которых обвинялся раньше. Кончилось все тем, что мне предложили остаться и предложили вылепить бюст Брежнева. Но я отказался".
Скульптор вспоминает, как за ним велась слежка и как один из тех, кто прослушивал его мастерскую предлагал Неизвестному сотрудничество.
"Я подвергался всем формам травли. Я был обвиняем во всех грехах. В течение года за мной велась "открытая слежка". Что это значит? Около моей мастерской дежурили две машины. Не скрывая, что они имеют отношение ко мне. В одной машине сидело несколько очень больших мужчин, а вторая машина была с рацией. Причем машина с рацией была очень необычного для России цвета, такого цвета, как в Америке такси, то есть она бросалась в глаза. Я со своими помощниками прозвал эту машину "желтый "Ягуар", исходя из романа Сименона. Я вел себя в ателье таким образом, будто бы этой машины не существует, потому что считал, что это психологическое давление, потому что следить можно и не из желтого "Ягуара". В конце концов, в одно прекрасное утро ко мне постучали в дверь. Пришел шофер из этой машины, который сказал, кто он и что он здесь делает. Он сказал, что да, эта машина прослушивает все, что происходит в моей мастерской. Но он сказал, что за время работы со мной он полюбил меня, он уважает меня и сейчас он хочет со мной начать сотрудничать – в смысле передачи информации на Запад. Я ему сказал, что я этим заниматься не хочу. И моя помощница написала стихотворение, которое называлось "Желтый "Ягуар". И мы его хором читали. Эта поэма была написана в элегических тонах и, как было сказано, "в соавторстве с русским элегическим поэтом Плещеевым". Я приведу одну строфу из этой поэмы, чтобы вы могли понять, как они на нас обиделись".
"Осень наступила, мокрый тротуар
И стоит уныло желтый "Ягуар"
Рацию сломали, сел магнитофон
Лучше бы послали слушать телефон
Чистая работа, просто и легко
Дождик заливает мутное стекло
Осень уже скоро, улетят грачи
Видит – у забора мокнут стукачи
Им, конечно, хуже – дождик так и льет
Видит, как от стужи мокрых их трясет
…Кончится, конечно, время суеты
Ведь ничто не вечно, отдохнешь и ты"
Журналисты также вспомнили рассказ скульптора о чувствах, которые он пережил, оказавшись на Западе.
"Я себя чувствовал, с одной стороны, очень обласканным. И я до слез был тронут после злобы, угнетения, недоверия, клеветы, лжи и насилия, которые я испытал в России. Я даже как-то плакал. Никогда не забуду. Когда я был в Женеве, я пошел на урок французского языка, и там была прелестная молодая девушка, которая учила нескольких эмигрантов. И когда она приседала передо мной, всей душой хотела объяснить, рисовала, чтобы я что-то понял, и все это бесплатно... У меня вдруг слезы на глазах навернулись. В России никто, кроме близких и любимых, не был так чуток, внимателен и отзывчив. Я подумал: "Боже мой, за что? Я для них еще ничего не сделал!" Я был обласкан, когда приехал".
"Энди Уорхолл, Ростропович, Солсбери – все меня ласкали и обращались со мной как с почетным гостем и как с ребенком. Тут они были правы. Я в действительности был ребенком, потому что все это страшно угнетало. Надо было учиться ходить, все не то. По телефону звонишь – другой звук, чем в России. Останавливаешь такси, которое зажжено потому, что оно занято, а оно свободно. Каждый жест, простой жест... даже как пиво открывать. Пиво я открывал зубами в России, иной раз. Это даже было особое лихачество. Здесь я зубами попробовал – челюсть свернешь. У меня до сих пор такая растерянность. Все-таки я читал лекции по философии искусства, по изобразительному искусству, по анатомии в Колумбии, в Гарварде, во многих (университетах). И как-то у меня слова сочетались, меня понимали, задавали вопросы. А сейчас если я пойду в магазин, то я не знаю, как называются 99% предметов, и никак не могу запомнить. Я не могу этого держать в голове. Я себя чувствую абсолютно второсортным человеком".
Как сообщал ONLINE.UA, 24 июля, в возрасте 75 лет скончался известный украинский историк, доктор философии и истории Орест Субтельный.
