У нормальній країні ветерану ніхто не скаже: "Ми вас туди не посилали" - український розвідник
Категорія
Події
Дата публікації

У нормальній країні ветерану ніхто не скаже: "Ми вас туди не посилали" - український розвідник

У нормальній країні ветерану ніхто не скаже: "Ми вас туди не посилали" - український розвідник
Джерело:  online.ua

Про складнощі повернення українських бійців до мирного життя, те, чому на війні всі чесніше, і як держава повинна ставитися до ветеранів і їх родин, в заключній частині інтерв'ю ONLINE.UA розповів

екс-розвідник, який воював на Донбасі, інструктор-волонтер Олег (Птах) Бондаренко.
Попередню частину інтерв'ю

читайте

тут: Путін не награвся, питання великої війни з Росією вже не стоїть - український розвідник


- Есть ли у вас желание вернуться к той жизни, которая была до войны (Олег Бондаренко был главным звукорежиссером "Громадського телебачення". До этого работал на нескольких других телеканалах и параллельно - в небольшой собственной студии звукозаписи, - ONLINE.UA)? Снова заниматься звукорежиссурой, например?


- Этим можно заниматься, когда у тебя мозги перестроились. Когда ты занимаешься любимой профессией, например, до войны - у тебя нет бэкграунда вот того негативного, военного. Ты живешь согласно своего прежнего жизненного опыта. А он у тебя позитивный, ровный и не нагруженный массовыми смертями, массовым негативом.


Да, может кто-то погибнуть или умереть из родственников. Это жизнь. Кто-то от старости, кто-то от болезни, по разным причинам. Но это обычная, размеренная, стандартная жизнь в мирном государстве.


А теперь представьте ситуацию, когда ты, вольно или невольно, попадаешь в условия, когда надо лишать кого-то жизни? Когда в любую секунду к тебе может прилететь? Когда ты не знаешь, будешь ли жив завтра? Некоторых даже разовое попадание в подобную ситуацию сбивает на всю оставшуюся жизнь. А если это происходит не единожды, а в течение длительного периода времени - это становится уже способом жизни.


Читайте также: Если сдадим Донбасс, отхватить часть Украины захотят еще три государства - разведчик
Скажу так - предыдущая профессия мне пригодилась как раз для военной профессии. Потому что я знаю природу звука, я знаю, как его брать ниоткуда и трансформировать в нечто материальное. Я знаю, как этим звуком, например, можно было раздражать кого-то, или что-то такое делать при помощи этого звука. Как его анализировать... Короче, как пользоваться звуком в военных условиях. Как ориентироваться по звуку, где что бабахнуло, где и куда летит... В принципе, этому учатся все, кто попал на войну. Все, кто хочет выжить.



Олег Бондаренко (Птах). Фото Лилии Рагуцкой


И вернуться сейчас назад... Я недавно представлял: вот есть у меня дома студия. Я перед войной все раскоммутировал, рассоединил - и вся аппаратура стоит отдельно: компьютер, база данных… Я, когда после войны, после госпиталя вернулся домой, на неделю-две ушел в себя, ничем не занимался. И вот как-то зашел в кабинет - и смотрю на это все. А оно все стоит. Думаю: может, все-таки, закоммутировать? А потом понял: не могу. Не технически не могу - то я как раз знаю, я же его делал. А просто - не могу. Не представляю, что я буду с ним делать.


- Почему?


- Раньше, когда садился я что-то писать или сводить какую-то музыкальную или звуковую композицию - я думал об этом. У меня был один ассоциативный ряд, я ассоциировал звуки с действиями. Сейчас происходит наоборот. Сейчас я буду действия со звуками ассоциировать.
Например, я буду перебирать звуковую библиотеку. А библиотека предполагает кучу резких звуков. Разных. В том числе, и боевые звуки. Как только я, например, попаду или клацну на файл с каким-то стрелковым оружием, например, автоматом Калашникова, и я услышу эту стрелкотню - моя работа остановится. Все. Я сяду и буду его слушать еще раз и еще раз, и еще раз…
Потому что, во-первых, я его знаю, как он звучит - настоящий. Во-вторых, каждую очередь я каждый раз буду вспоминать, что было. Как стреляло там. Это мешает работе. Как это делать?


Читайте также: Если в плен на Донбассе попадают снайперы или десантники, их уничтожают на месте - украинский разведчик


Либо же надо мне будет имитировать или создавать звуковую картинку - например, детки играют в песочнице. Так я уже не знаю, как детки в песочнице играют. Теперь для меня детки в песочнице - это детки, которые играют, условно говоря, железячками, которые, например, в Марьинке прилетали. Там школа одна - прямо во двор прилетела мина. А там детки играли - пищали, вопили, смеялись бегали… И к ним прилетело… Детки играли в песочнице…


Летят птицы, например. Надо природу озвучить. Ветерок легенький, журавли курлыкают, всякое такое. Я уже не слышал, как курлыкают журавли, давным-давно. Опять же, если природа, то я слушаю, откуда летит. Любой свист, любое все. Это уже не профдеформация, это как раз военная деформация.


- Это - навсегда?


- Когда-нибудь я, скорее всего, к этому (своим довоенным занятиям, - ONLINE.UA) опять вернусь. Но вернусь немножко в другом качестве. Да, это будет тоже создание каких-то звуковых картинок, сюжетов звуковых. Возможно, озвучивание каких-то фильмов. Но это будет уже немножко другое качественно. Я уже не буду выступать в роли звукорежиссера как такового. Я, наверное, буду выступать в роли режиссера в более полном понимании этого слова.
Потому что очень много у каждого из нас, в том числе, у меня, прошло перед глазами. Мы действительно до хрена чего видели. Сразу трансформировать это в гражданскую жизнь не получается, к сожалению. Не получается! Как только ты отвлечешься, раз - опять напоминание, раз - опять напоминание...
Перейти в гражданскую жизнь сейчас пока что сложно. Я иногда думаю: а может этот лагерь (Олег Бондаренко организовал лагерь для детей и для ветеранов АТО, где первые могут отдохнуть, а вторые - получить время на адаптацию к мирной жизни, - ONLINE.UA) - шанс и для меня вернуться в мирную жизнь?.. Но пока не получается. Потому что есть ненаученные пацаны. И я опять и опять еду сюда, на Донбасс.
И, если честно, я себя здесь чувствую, как дома. Лучше, чем дома. И не нужна мне бегущая из крана вода. Не нужны мне какие-то удобства. Мне вот это по кайфу. Мне классно здесь.


И не потому, что кто-то бежит от проблем гражданских. Нет. То, что там - не проблемы по сравнению с этим. Проблемы начнутся у родственников этих пацанов, если, не дай Бог, с ними что-то случится. Вот это проблема. Привезти, например, их останки домой - вот проблема. Когда его мама тебя задушить хочет, потому что ты - его командир, ты его не научил, почему погиб он, а не ты? Сколько таких речей было...
И ты стоишь, отводишь взгляд, потому что не знаешь, что этой маме ответить. И тогда хочется набухаться, очень хочется. Держишься, потому что нельзя. Это не вариант, абсолютно не вариант как-то расслабиться. И хочется кому-то шею свернуть. Опять же - не вариант. Пускай этот дурак заблуждается, но, все равно, - нельзя причинить вред гражданскому или кому-то другому. И вот это все носишь в себе. Носишь-носишь-носишь…
А сюда приезжаешь - и начинаешь расслабляться. Потому что переключаешься на то, чтобы сделать все возможное, чтобы таких 200-х не было (Олег Бондаренко тренирует украинских военных перед отправкой в зону АТО, прежде всего, обучая их выживать на войне, - ONLINE.UA). А чтобы их не было - ребят надо научить. И туда идет вся твоя энергия.


- Так вы все накопившееся выплескиваете?


- Да, но происходит интересная тема: нет негатива. Ты пока сюда едешь на мотоцикле… Я же в АТО всегда на мотоцикле езжу, отметаю предложения завезти и меня, и мотоцикл на автобусе. Нет, говорю, пацаны, мне нужно проехать. Мне время, которое уходит на то, чтобы проехать эти 740 или 800 км, нужно побыть одному. Когда я еду - во-первых, я работаю. Это работа - ехать на мотоцикле. Это не так просто. Особенно по этим всем дорожкам. А, во-вторых, вокруг меня очень быстро меняется картинка. Обстоятельства меняются. И я полностью вырубаю мозги, не думаю ни о чем, не гружусь… И пока я сюда доехал, сквозняк мозги продул - и все, ты чистенький, свободный. Ты приезжаешь сюда, видишь пацанов, у тебя включается какой-то моторчик - и погнали.


И здесь - честнее. В принципе, все честнее.
Там никогда не будет так честно. Что бы ты ни делал - от тебя ждут каких-то невероятных подвигов. А ты - такой же, как и был. Ты не стал сверхчеловеком. Ты такой же, как они. Ничего особенного в тебе нет. И они, мирные, не могут этого понять. Они не могут понять, когда ты делаешь что-то, что не вписывается в их рамки. При малейшем отклонении от "нормы" на тебя смотрят удивленными глазами и просто молчат какое-то время. Просто наблюдают. А ты, что бы ты ни делал, делаешь это настойчиво и последовательно. Потому что, если чему война и научила, так это терпению и настойчивости. И ты знаешь свою цель. Этому тоже война учит - добиваться своей цели. Несмотря ни на что. И ты к ней идешь.
- Вы очень подробно описали, в чем трудность для участников войны в возвращении в мирную жизнь. Но ведь, как это ни печально, это удастся, наверное, не всем… Будут у нас проблемы с этим?


- Конечно, будут.
Дело в том, что в Штатах, в Израиле, в Канаде, во Франции, в Англии - во всех странах, имеющих опыт ведения войны как на своей территории, так и на расстоянии, есть понимание того факта, что существуют ветераны.


Читайте также: О наступлении на Донецк сейчас говорят либо идиоты, либо те, кто хочет ада в Украине - боец АТО


В этих государствах ветеранские организации - очень мощные. В них действительно работают спецы, которые, прежде всего, выводят людей из состояния перманентного боя. Они делают это самыми разнообразными способами.
И эти люди, ветераны, там организованы - в собрания, в конгломераты, в организации. Во-первых, это плюс государству - эти люди на учете. Потому что любой снайпер, любой разведчик, любой спецназовец - это машина для убийства. По-любому. Любого из них может всегда переклинить. Разные бывают ситуации, государство это проконтролировать не может - в какой именно ситуации ветерана может переклинить, и человек сорвется. А сорвавшийся человек со спецподготовкой - это потенциальный убийца.
Потому эти люди находятся на учете - именно посредством ветеранских организаций. Это не просто так: ты отметился, числишься и имеешь удостоверение ветерана, предусматривающее определенные льготы. Нет, существуют государственные программы, и с тобой постоянно там работают.


- Например?


- Например, смотрят, кем ты был до войны. И государство ищет для тебя возможность применения твоих сил и довоенных знаний. Тебе создают условия, чтобы ты развивался дальше. За тебя никто ничего не делает, естественно. Но условия для твоей самореализации создают.
В совсем крайних случаях на помощь человеку приходят профессиональные подготовленные военные психологи, которые помогут тебе с реабилитацией. Там ведется также работа с семьями. А это очень важно. Там нет такого, что ветеран возвращается с войны и видит, что семья как была, извиняюсь, в го*не, так там и остается, что она нафиг никому не нужна. Вместо этого он видит, что государство заботилось о его маленьком сыне, которого он не мог воспитывать, пока был на войне. Его семья получает компенсацию за то, что папа не мог выполнять свои какие-то обязанности на протяжении службы. Государство оказывает всяческую поддержку семье воина.
И что видит такой папа, возвращаясь домой? Он же возвращается настороженный. Пытается понять, что происходит в этой стране. "Кто меня собирается из-за куста застрелить?" - "Та вроде никто не стреляет". "Так, кто тут на меня криво посмотрел?" - "Та ладно, никто на тебя не смотрит, ты нормальный, вменяемый, мы тебя уважаем, ты действительно ветеран". "Так, а что там у меня в семье, какие там у меня налоги?" - "Чувак, ну ты воевал, защищал нашу страну и нашу идеологию. Мы тебе скостили налогов немножко, все нормально, меньше уже". "Да? Ну, хорошо, ладно. А что мой ребенок? Мой сын сможет пойти учиться, например, туда куда-нибудь?" - "Слушай, а почему нет? Его главная задача - хорошо учиться, чтоб оценки были хорошие. С остальным мы ему поможем, государство обеспечит". "Ладно… А если жена моя заболеет?" - "На нее распространяются льготы по медобеспечению, как на члена твоей семьи". "Ну, а если я?" - "О себе вообще забудь, у тебя все нормально, не дай Бог где-то кашлянешь, мы тебя сразу обслужим, все нормально".
И человек успокаивается. У него нет внешних раздражителей. У него нет опасности, которая исходит уже не на войне, а в мирной жизни. Он спокойный. Тогда он думает: ладно, проверим. Ходит настороженный еще полгода. Потом убеждается - да, действительно, оно работает. Платежки идут меньше, какие-то там льготы ему идут, жена, не дай Бог, заболела - вылечили, все идет так, как они и говорили.
Он начинает верить государству. Он расслабляется. Он уже меньше ждет нападения со всех сторон. А потом он думает: так, ребенок устроен, жена в порядке, налогов меньше. Подумать, что ли, о своем деле? Что я делал до войны? Ага, я хорошо клал кладку. В принципе, руки помнят - почему бы не попробовать? Пошел, попробовал - получилось. Все знают, что он - ветеран, и никто ему и пальцем не ткнет и даже не даст понять, что "мы вас туда не посылали". Никогда в жизни такого не произойдет. Потому что там все прекрасно понимают, через что он смог пройти. Потому что там работает хорошо пропаганда. До, во время и после ведения боевых действий. Все это работает.



Олег Бондаренко и боец АТО из числа тех, кого он тренирует. Фото Лилии Рагуцкой


И все, он начал зарабатывать. И смотришь - мужик через год уже имеет нормальный цвет лица. У него исчез нервный тик. Он уже не смотрит как затравленный зверь. Да, он, конечно, пасет каждый резкий звук и все остальное, но у него - комфорт. И он начинает думать - а стоит ли мне опять возвращаться к той войне? Нет, я, конечно, вернусь, если будет опасность. Но сейчас-то вроде опасности нет. Может, я пока семьей займусь и стану активным членом общества? Может, в политику пойду, может, что-то еще.
Он по-другому начинает себя чувствовать. У него прикрыты тылы.

- Если ему посчастливилось жить в цивилизованном государстве.
- В другой стране, да. У него все тылы прикрыты, он не беспокоится за близких себе людей. Потому что шел он воевать за близких себе людей и за страну. Пришел - страна ему отплатила вниманием, и его семья защищена. Все, это то, за что он шел. Он на это рассчитывал - он это получил. Ожидания с возможностями совпали, с отдачей. Он понял, что этому можно верить, и здесь стабильность. И он готов жить дальше. У него и самооценка повышается, и самоотдача. И он готов делать что-то для людей, выступать в роли того же психолога, который прошел через это, и так далее.


Но это все делает нормальная страна.


- А мы?


- Пока у нас: пришел? Чувак, твои проблемы. Твои дети не учатся так, как положено, или на вас не распространяются льготы, например... А почему? Если ребенок учится нормально, то почему бы не обеспечить ему нормальное образование? Ладно, вы этому пацану не обеспечите, который прошел войну, папе его. Но детям-то обеспечьте. Что вам стоит? Ну, возьмите их всех на государственное обеспечение в вузе. Или в техникуме, или в школе, или в садике - где угодно. От вас же не убудет!
Сколько у нас официально? 150 или 200 тысяч прошедших войну, АТОшников? Это что, такая проблема - 200 тысяч детей? Тем более, не у каждого ребенок есть. Вам сложно 200 тысяч детей, в идеале, поставить на государственное обеспечение? Это несложно. Пускай не на полное, пускай на частичное. Но дайте этим людям, которые за вас воевали, понять, что их дети не брошены.


Это, по-моему - элементарная благодарность.


Лилия Рагуцкая

Залишаючись на онлайні ви даєте згоду на використання файлів cookies, які допомагають нам зробити ваше перебування тут ще зручнішим

Based on your browser and language settings, you might prefer the English version of our website. Would you like to switch?